Капиталина Алексеева: Как меня угораздило словить 4-ый ковид и что из этого вышло…

Глазные вопросы глазами пациента

В этом году для нашей семьи сентябрь выдался не очень счастливым. Моя дочь (мои руки, ноги и глаза) при выходе из своего дома на крыльце получила тяжелую травму ноги, которая впоследствии оказалась переломом лодыжки в двух местах. Конечно, кончилось операцией со всеми обычными, как считают доктора, послеоперационными последствиями, которые, благодаря прекрасной работе наших ортопедов-травматологов, оказались минимальными.

В это время меня угораздило получить четвертую дозу подтвержденного анализом ковида. Мой четвертый ковид кончился для меня традиционно: очередным падением прямо на улице. В тот день меня огорчило не сколько падение, а то, что в результате падения сломала оправу дорогих очков, о чем не преминула сообщить дочери, лежащей после операции на вытяжке. Это я, мои дорогие читатели, подвожу вас к своему повествованию про глаза и хрусталики, о которых тогда даже не подумала. Меня особенно поймут представители старшего поколения, которые прошли через замену хрусталика.  

После этого падения мое зрение начало резко падать. С каждым днем все хуже и хуже. Часто стала вспоминать бедную маму, которая в возрасте после 95 лет ослепла и была от этого совершенно несчастна и заклинала нас, своих детей, беречь зрение.

Наступил октябрь, время для поездки на Кавказ на лечение (путевки и авиабилеты были закуплены заранее). Что делать, собрались, как могли, и полетели, кто — на костылях в качестве маломобильного пассажира, а кто-то просто как маломобильная, спекулируя своим преклонным возрастом.

В санатории я решила показаться офтальмологу, просто так, на всякий случай. Мы же относимся как-то свысока к санаторным докторам, потому что они, как нам кажется, работают не с больными, а лишь с отдыхающими. Офтальмолог оказался кавказским мужчиной в солидном возрасте, похоже, советская школа и образование, также советская закалка как профессионала. Очень внимательно осмотрел меня, спросил, была ли травма и когда. Подробно рассказала про все мои падения. Его резюме меня сильно расстроило, особенно его фраза: «Есть еще шанс спасти левый глаз». 

Конечно, с того дня я потеряла покой. В результате после санатория, благодаря стараниям моих детей, особенно Светлане — жене моего сына, я оказалась в Москве в МНТК «Микрохирургия глаза им. Академика С. Федорова». Я буквально онемела от масштаба этого медицинского учреждения, особенно от организации работы каждого кабинета. Заметила, что много молодых специалистов, также очень много старых кадров, похоже, все с огромным опытом, профессионалы высочайшего класса.   Меня этот факт, честно говоря, порадовал.   За 2 часа меня провели по всем кабинетам, в конце осмотрел офтальмолог-консультант, который поставил мне точный диагноз. После постановки диагноза я попала к доктору ПАНТЕЛЕЕВУ Евгению Николаевичу. Как мне сказала офтальмолог-консультант, «Он точно решит все Ваши проблемы с хрусталиком». Меня эта фраза тоже как-то вдохновила. Мой случай, к сожалению, оказался сложным, доктор Пантелеев предложил 3 варианта решения проблемы вплоть до вторичной замены хрусталика, что очень травматично и рискованно, никто не может обещать, что после этого буду видеть.

Мы выбрали первый вариант, мягкий, менее травматичный и решабельный на тот момент.   Для решения моего сложного случая Пантелеев направил меня к другому доктору — ПОПОВУ Александру Борисовичу, тут же сам лично по телефону договорился принять меня в качестве сложного случая для консультации.

К Александру Борисовичу мы попали на следующий день. Изучив мой глаз, доктор зацокал языком, подтвердил, что случай действительно сложный и предложил тут же сделать операцию. Его фраза «Если крупно повезет, будете видеть», меня огорошила. А я подумала: Если не повезет крупно, тогда что? Я, конечно, сомневалась, подумала, если позднее приехать. На что получила ответ, что сегодня пока можно оперировать, а через неделю – неизвестно. Потом для себя решила, что мне обычно везет: повезло с раком желудка, а не другого органа (например, мозга), переломом позвонка, а не шейки бедра и т.д. Везений много было. Сын сразу дал согласие, я, свою очередь, добавила: мне крупно повезет.

И пошли на операцию. Никаких анализов, никакой госпитализации, пошли в отделение лазерной хирургии сетчатки. Операция длилась минут 10. Доктор сказал на прощание, что технически операция прошла без изъянов. После операции, которая была почти безболезненна, медсестра сделала манипуляции по промыванию глаза, капнула капли, небольшой отдых и домой.  

Это все почему я пишу? В 2-ух кабинетах этого крупного солидного столичного учреждения меня спросили, где мне вставляли хрусталик? Узнав ответ, они откровенно удивлялись, что в Якутске так хорошо работают их коллеги. В одном кабинете даже спросили: «замену хрусталика у нас делали, конечно». Каково же было удивление на мой ответ, что в Якутске.  Значит, наши офтальмологи прекрасно справляются с заменой хрусталика, руку набили, как говорится (В этом, конечно, тоже «виноват» ЛУЦКАН!!! Ха-ха).

Кстати, Катерина со своей лодыжкой сковыляла на костылях на профессиональную консультацию в специализированный санаторий Минздрава РФ «Луч», где также сделали откровенный комплимент в адрес  наших якутских травматологов, которые в сентябре сделали ей операцию на лодыжке (Спасибо доктору Иннокентию Захаровичу СИВЦЕВУ из отделения травматологии РБ 2, который искусно сделал моей Катерине операцию с ее сложным переломом). Мы чувствовали неподдельную гордость за наших якутских врачей, будучи очень далеко от дома. Но почему мы только ругаем наших докторов и наше здравоохранение! Просто привыкли ругать и не доверять? Или тот случай, когда ложка дегтя… бочку меда.

Что меня поразило в Москве? При мне доктора (человек 5) обсуждали мой случай. Это было в кабинете доктора Пантелеева. Конкретно, детально, осматривая мой левый глаз по несколько раз по очереди, обсуждали и задавали вопросы и мне, и друг другу. Я запомнила вопрос: «Она говорит, что падает. Если она после операции опять упадет, тогда что с хрусталиком?». Доктор отвечает: «Вот и обсудим это, коллеги, предлагайте ваши варианты».

А мы с сыном сидим и слушаем. Подобный случай был со мной в Харбине лет 10 назад, когда китайский профессор с учениками осмотрели меня и детально обсуждали, что со мной делать. Там я не понимала ничего, ибо обсуждение шло на китайском языке.    Еще мне понравилось, что доктор Попов на мой вопрос, какие меня ждут риски, подробно рассказал нам о рисках, какой процент рисков, рассказал, что риск меньше 50%, но больше 10%. Как-то по-человечески все происходило, спросил, где я остановилась, сына спросил, где живет, в каком районе Москвы, смогу ли завтра приехать на контрольный осмотр. А офтальмолог-консультант при постановке диагноза мне откровенно призналась, что она сомневается в своем заключении, поэтому хочет показать меня специалисту по зрачкам и повела меня за руку в другой кабинет к специалисту по зрачкам.

Вот посмотрев на все это своими глазами, я пришла к заключению, что наши якутские доктора не хуже столичных никоим образом. Но нашим не хватает коммуникативных данных, т.е. не умеют разговаривать с пациентами, тем самым они не вызывают у нас доверия. Все манипуляции делают молча, смотрят только в компьютер, что-то там заполняют, лишние вопросы им не задашь, потому что они не располагают к разговору и обмену информацией. Свое заключение они нам не сообщают, молча суют список препаратов, которые нам надо принимать и на этом все, до свидания.  

Далее причины падения с крыльца моей дочери, молодой, здоровой женщины. Оказывается, ступеньки крыльца жилого дома, где живет огромное количество людей разного возраста и состояния здоровья, изначально были сданы и приняты на эксплуатацию с разницей между высотой ступенек примерно 10-12 см, т.е. высота ступенек разная. Предмет на самом деле для судебного иска, но кто в России будет судиться из-за такой «мелочи»? Себе дороже. Но трудоспособный здоровый человек примерно на полгода выбит из активной жизни, не говоря уже о боли, страданиях, тратах на лечение. После того случая я стала с пристрастием разглядывать ступеньки крылечек любого здания и заметила, что такое наблюдается в нашем городе сплошь и рядом. Даже в здании крыльца отделения травматологии (где передачи принимают) крыльцо очень опасное.

Еще мы заметили следующее.  При падении с переломом человек, естественно, испытывает страшную боль, как говорит дочь «искры из глаз, затем потемнение в глазах от жуткой боли». Утро, двор дома, где постоянно она проживает. Очень близко от крыльца стоит джип, в котором сидит человек. Он все видит, как падает Катерина, как она лежит на ступеньках крыльца и долго не может не то что подняться на ноги, а даже шевельнуться. Он весь этот процесс видит, наблюдает за упавшей женщиной, несомненно, видит, что она совершенно беспомощна, но из своего джипа не выскакивает и никакой помощи не оказывает. Спокойненько уезжает со двора.

Со мной — то же самое. Упала около остановки на автовокзале, народу было много, несмотря на выходной день, время полдень. По улице тоже пешеходы есть, не пустые улицы. Я упала больно, разбила очки, сумка улетела в одну сторону, шапка – в другую. Правда, не знаю, сколько пролежала, наверно, недолго (минуты 2-3, возможно). Но никто не подбежал ко мне с протянутой для помощи рукой, ни один человек. Никто не помог мне подняться, собрать вещи. Конечно, могли подумать, что пьяная бомжиха валяется в такое время дня (одета была по-дачному), но бомжиха тоже человек, почему бы ей не помочь. Поэтому после этих случаев мы знаем теперь, что случись что – никто не прибежит к тебе на помощь. Получается, что надежда только на себя.  

Сегодня мое зрение 95%. Доктор Попов воистину сотворил чудо, вернув мне зрение. Сам он был почти счастлив от результатов моего зрения. Мой случай был сложным и остается сложным, не буду перечислять все диагнозы, поставленные мне в Москве. Это все – результат перенесенных мной 4-х ковидов, причем, последний – в сентябре этого года.

На прощание я подарила доктору свою книгу «Коронный вопрос», чему он несказанно обрадовался и рассказал, что сам перенес 3 ковида. Потом в конце приема мы с ним беседовали уже как близкие люди. Воистину говорят, что ничто так не объединяет людей, как общая болезнь: ни религия, ни политика. Это правда.